Василий Кириллович Тредиаковский – выдающийся русский учёный и писатель, поэт, маститый переводчик, историк, филолог и этимолог восемнадцатого столетия, чьё имя, к великому сожалению, мало известно широкой публике как в России, так и за рубежом в общеисторическом масштабе. Увы, вот уже более 250 лет оно незаслуженно забыто и в кругах русской интеллигенции, и в более широком и просвещённом сообществе… Возможно ещё и потому, что русская интеллигенция в двадцатом веке в России не совсем русская. Мало того, по ряду причин не только забыт, но и был в своё время подвергнут унизительной обструкции как со стороны власть предержащих, так и со стороны своих же литературных «собратьев», которые иногда совсем не прочь лягнуть, боднуть и куснуть большого, но больного льва, особенно тогда, когда за таковые действия можно удостоиться поощрения от тех же власть имущих… Кто же он такой, Василий Кириллович Тредиаковский? Родился в Астрахани, там же обучался, как это не покажется странным, в католическом капуцинском колледже (?!). Затем порвал с этим обучением, переехав Москву и поступив там в самое престижнейшее и главнейшее по тем временам учебное заведение: Славяно-греко-латинскую академию, в которой также позже учился и М.В. Ломоносов, однако и этот первый и единственный вуз не устроил его, и он тогда уже отправился за новыми (так он тогда думал) знаниями в Голландию, а затем во Францию в Париж, где продолжил обучение уже в Сорбонне… О биографии Тредиаковского довольно неплохо рассказано в посвящённой ему книжке Льва Тимофеева, который также дал развёрнутое представление в основном обо всех трудах и заслугах писателя и высочайшего класса переводчика. Если коротко, то заслуги эти следующие: Создание новой стихотворной формы – так называемого гекзаметра; его современник в предисловии (без подписи) к изданной после смерти Тредиаковского (в 1775 году) трагедии «Деидамия» пишет о сём следующее: «Сей муж многими своими в пользу соотчичей трудами приобрел безсмертную память и славу. Он первый издал правила российского нового стихосложения, коим следовали и ныне следуют все почти российские стихотворцы. Он сочинил много прозаических и стихотворных книг, а перевел и того больше, да и столь много, что кажется невозможным, чтобы одного человека достало к тому столько сил... он первый открыл в России путь к правильному стихотворству... Достодолжная ему хвала... представляется в сочиненных стихах к его портрету, в 1766 году писанному... Стих начавшего стопой прежде всех в России, Взор художеством черты представляют сии: Он есть Тредьяковский, трудолюбный филолог, как то уверяет с мерой и без меры слог; Почести лишить его страсть сколь ни кипела, Но воздать ему венок правда предуспела». [«Деидамия». М., 1775, с. 3–4, 10.] Однако хулы на сего доблестного мужа в то время было гораздо больше (а сейчас замалчивание), и вот в этом вопросе попробуем внимательно разобраться… Во-первых, элементарное соперничество, как и всех людей со всеми и друг с другом, к сожалению, даже творческих и одарённейших. Борьба, везде одна борьба. Как во все времена всех со всеми, одних направлений с другими… Ложных с истинными, и наоборот; Ломоносова со Шлёцером, Тредиаковского с Ломоносовым и с тем же самым Шлёцером и Байером… сильнейшая придворная партия при Екатерине второй, возглавляемая Сумароковым (мы бы сказали так: пропрезидентский истеблишмент) и другими придворными витиями… Вот эта-то «вся королевская рать» и сломила поодиночке двух великих столпов русской словесности: сначала Ломоносова, а затем и Тредиаковского… Если о Ломоносове известно довольно много, то имя Тредиаковского в лучшем случае замалчивается, а в худшем – предаётся злословию и насмешкам… и то, что сие происходит вот уже на протяжении двух с половиной веков, совершенно не случайно. И первым, кто очень громко сказал «ату!!!», была «великая» просветительница русских и прочих народов России – немка на троне Российской империи Екатерина Вторая из династии Романовых и её присные… то есть приближённые, прикормлённые, обласканные. На наш взгляд, «вина» писателя, кроме перевода массивной «Телемахиды» с её неприкрытой критикой захвата власти Екатериной и убийства мужа, действующего монарха Петра III, состояла ещё и в том, что он, Тредиаковский, блестящий лингвист, филолог, знаток шести языков, написал и издал эпохальное изследование (слово написано очень правильно с точки зрения новой энергетической этимологии: извлечь (из) какую-либо силу с из следа чего-либо) «Три рассуждения о трёх главнейших древностях российских: А именно: 1. О первенстве словенского языка пред тевтоническим. 2. О первоначалии Россов. 3. О варягах Руссах, словенского звания, Рода и Языка». Эта фундаментальная работа Тредиаковского современниками было практически не замечена либо попросту проигнорирована… Вот великий и трудолюбивый филолог Тредиаковский и извлёк, правда, по своему, в понятиях того времени силу и правду русского языка и Слова на Свет Божий. И полная злая обструкция Тредиаковского в то время была совершенно не случайным, а вполне закономерным явлением. Немка по крови и изначальному воспитанию, бывшая заштатная и захудалая гессенская принцесса не могла даже допустить мысли в обществе о каком бы то ни было превосходстве русского языка. В её обществе говорили на немецком и французском. Лажечников, высмеяв «Телемахиду» в небезызвестном «Ледяном доме», карикатурно описал Тредиаковского: «О! По самодовольству, глубоко протоптавшему на лице слово «педант!» – по этой бандероле, развевающейся на лбу каждого бездарного труженика учёности, по бородавке на щеке вы угадали бы сейчас будущего профессора элоквенции Василия Кирилловича Тредьяковского. Он нёс огромный фолиант под мышкой. И тут разгадать нетрудно, что он нёс – то, что составляло с ним: я и он, он и я, Монтень, своё имя, свою славу, шумящую над вами совиными крыльями, как скоро это имя произносишь, власяницу бездарности, вериги для терпения, орудие насмешки…» Однако, с нашей точки зрения, Лажечников гением не являлся, а гения мог понять, думается, только гений… И ещё неизвестно, чей заказ выполнял Лажечников, возможно он просто тупо повторял чужие мысли и идеи. Надеемся, что сомнения в гениальности великого русского поэта, писателя, философа и мыслителя Пушкина Александра Сергеевича вряд ли у кого могут возникнуть (даже у врагов русского народа), а он ответил на вышеприведённый пассаж Лажечникову следующим: «За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей» [Пушкин. Полн. собр. соч., т. 16. М.-Л., 1949, с. 62]. А в статье об известнейшей книге Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» Александр Сергеевич так отозвался о Василии Кирилловиче: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В “Тилемахиде” находится много хороших стихов и счастливых оборотов. Радищев написал о них целую статью... Вообще, изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков, верно, не стоят Тредьяковского...» [Пушкин. Полн. собр. соч., т. 11. М.-Л., 1949, с. 253-254. См.: Е.В. Матвеева. Пушкин и Тредиаковский / Учёные записки Ленинградского государственного педагогического института им. Герцена, 1949, т. 76]. Таким образом, мы видим, что цели власть предержащих были и пока остаются следующими: держать в темноте и невежестве не только русский народ, но и всю тогдашнюю интеллектуальную прослойку общества для всё того же пресловутого и банально-примитивного управления… Баранами же всегда легче управлять, тем более если у них имеется патологический страх перед «пастухом». Управление скатывается к примитивному абсолютизму, что и произошло в семнадцатом веке в годы правления «просвещённой» монархини. Управление же, по Екатерине, которое происходит в основном через язык, но не через словенский, а через немецкий, то бишь тевтонический… А внешне всё в эту тяжёлую для русского народа эпоху (а какая эпоха была для него лёгкой?) прикрывалось ну почти что «демократией» на французский абсолютистский лад путём введения в качестве разговорного в тогдашней «элите» французского языка. Заигрывание с многомудрым Вольтером и с другими просветителями внешне и окончательное закрепощение простого народа после Гражданской пугачёвской войны внутри страны – вот и вся её политика, вся псевдовеликость, которая очень импонирует некоторым нашим современникам, кормящимся от паразитической власти. А Тредиаковский пошёл на неслыханную дерзость: рассуждать о первенстве и достоинствах славянского языка… весьма аргументировано доказывая оное даже с точки зрения общепринятой в то время (и до сих пор у многих, к сожалению!) библейской концепции существования мира. Такого допустить было уж никак нельзя!!! Вторая часть его книги начинается так: «О первоначалии Россов». Ясно же, если доказано первенство языка, то естественно доказано быть тем самым и первенство, первоначалие словенского и, в первую очередь, росского народа. Тут и началась травля – замалчивание (в духе «лучших» советских и постсоветских времён), насмешки, изгнание из академии наук, которой заправляли всё те же самые немцы. Вот и понятна теперь одна из главных причин обструкции Тредиаковского. Несомненно, вся эта травля и безобразие усугубила и без того болезненное состояние Василия Кирилловича и приблизила его кончину. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что Екатерина Вторая была прекрасно осведомлена о существовании славянской докириллической письменности, о чём не преминула сообщить в одном из писем Вольтеру, показав ему тем самым, что она управляет не варварами, а народом с глубинной историей. Тем самым, значит, и возвеличив себя в его глазах за счёт того самого унижаемого народа. Но Тредиаковскому она позволить этого не могла, как не могла простить аналогию своего воцарения на престоле, чётко прописанной в его переведённой «Телемахиде». Россией триста лет управляли Романовы, практически немцы по крови и воспитанию, и никакого «превосходства» словенского языка они, естественно, допустить не могли, не говоря уже о «первоначалии Россов». Тщились видеть в этой роли себя однако, но, увы… Надеемся, что всё же наконец-то наступит новая эпоха, в которой восстановится историческая справедливость и будут востребованы идеи и факты, изложенные Тредиаковским в своих произведениях, в частности, в области звукообразной этимологии… Эта книга представляет собой адаптированный для современного читателя перевод первой части книги В.К. Тредиаковского «О первенстве словенского языка пред тевтоническим». Автор этого предисловия и перевода надеется, что перевод сделан с минимальными искажениями и будет вполне доступен не только профессионалам в области филологии и этимологии слова, но и обычному читателю, интересующемуся вопросами происхождения и трансформации русского языка и истинной истории. Не так давно автором этой статьи было опубликовано собственное изследование по происхождению и этимологии русского слова: «Этимология русского слова», идеи которого перекликаются с мыслями Василия Кирилловича о звукообразной русской азбуке и подтверждают его подходы в области этимологии. Тогда время ещё не пришло, тогда было ещё рано. Теперь же самое время делать действительные открытия. Тредиаковский Василий Кириллович
22 февраля (5 марта) 1703, Астрахань – 6 (17) августа 1768, Петербург Тредиаковский В.К. О первенстве словенского языка пред тевтоническим. Часть I книги "Три разсуждения о трёх главнейших древностях российских" (1749 г.). Серия: Сокровища русской словесности. Адаптированное переложение В.Н. Василева. / Василий Кириллович Тредиаковский – М.: Белые альвы, 2010. – 64 с.: ил. ISBN 978-5-91464-041-2 В этой книге представлена первая часть книги В.К. Тредиаковского «Три разсуждения о трёх главнейших древностях российских». Славенский язык, как он полагал, можно рассматривать двояко: Словенский – от слова или словесности; и это первенствующее; как произведший многие языки в последовательных Иафетовых племенах – Славенский, а сей уже от славы, который есть сын первородный Словенского языка, названного по славному своими военными действиями народу, употреблявшему его. Имя выдающегося русского учёного и писателя, поэта, блестящего переводчик, историка, филолога и этимолога восемнадцатого столетия, к великому сожалению, мало известно широкой публике как в России, так и за рубежом. Уже более 250 лет оно незаслуженно забыто и в кругах русской интеллигенции, и в более широком и просвещённом сообществе. Восполняем этот пробел.
|